Вот, выношу из комментариев сообщение, мне было очень приятно его прочесть... сто лет назад это было, память проснулась... ностальгия.
Farid Nagim: "Может быть, я один уже помню, как ты покинула наш семинар прозы в Литинституте, когда туда вошла делегация китайских писателей, в знак протеста против разгона студентов на площади Тяньаньмэ?нь. Признаюсь, Аня, твой поступок показался мне тогда бестактным, максималистским и неискренним что ли. Я ошибался, как всегда... Прощу у тебя прощения".
Да, я тоже это помню. Была как раз эта площадь, и на ней сидели студенты, желавшие демократических преобразований, и туда вошли танки, и они проехали по этим палаткам, раздавили там этих студентов... Ну, знали мы об этом, как не знать. Однажды встретили мы китайских студентов у МГУ. Повязки у них на головах были белые с иероглифами. Мы говорим: куда это вы идете такой толпой и с повязками, китайские студенты? Они: на демонстрацию. Что наших товарищей раздавили танками на площади. Ничего не поделаешь — надо идти.
Мы говорим: студенты-студенты... А вот за это вам точно ничего не будет? Они: да будет, пожалуй. Сейчас вызовут нас в наш Китай — и уже на границе точно будет. Но не пойти — никак нельзя. Мы: э, стойте, китайские студенты! Не надо идти, давайте мы за вас сходим. Или вместе с вами сходим. Мы — московские студенты, вот нам за это в данный момент российской истории точно ничего не будет. Мы не рады, что ваших друзей и подруг раздавили танками. Давайте сюда ваши белые тряпки, или мы сами себе сделаем такие же. Что там у вас написано? Они говорят: "свобода".
Ага. Раз коробочка с палкой, два коробочка с крестиком и галкой. Вместе значит "свобода". Мы старательно перерисовали. Сделали себе такие ленточки. Повязали их себе на лоб. Так мы задолго до событий при Путине в РФ стали белоленточниками.
Да, мы ходили на демонстрации. Мы садились на Красной площади в знак протеста против подавления студенческих протестов на площади Тяньаньмэ?нь. Мы неизменно оказывались в ОВД "Китай-Город" и там сотрудники в экстазе изучали со мной по конспектам современную философию, поскольку на следующий день у меня обычно был экзамен, шла сессия. И суды оправдывали меня затем. И мне говорили руководители: что ты делаешь? Ты ж в милицию идешь работать, в хорошее место, там все решено, чем ты занимаешься? Зачем? Я отвечала: не могу иначе. Надо, видимо, так. Нельзя наматывать на гусеницы таких студентов, как мы. Нас намотают — никто не вступится, если мы промолчим.
И тут во втором институте, где я параллельно училась, идет семинар прозы, Руслан Киреев ведет его. И к нам приходит внезапно такая делегация китайских писателей, все со значками своего вождя на лацканах. И есть у них куратор, который на все вопросы русских студентов показывает пальцем, кому из делегации отвечать. И разговор такой: вы — золотой фонд литературы, мы — золотой фонд литературы... Говорю: можно я тоже вопрос спрошу? Можно, Анечка. Так зачем ваши партия и правительство раздавили танками на вашей центральной площади в Пекине таких студентов, как мы?
У них аж глаза расширились, хоть они китайцы. А мы вот на эту тему, говорят, разговаривать с вами как бы не уполномочены. Я говорю: а я на другие с вами разговаривать не планирую. До свидания, китайская делегация.
Встала, ушла из аудитории. Стою у окна. Приходит Руслан Тимофеевич с претензиями. Это что — политическая демонстрация? Китайцы — очень тонкие люди в вопросах церемонии и этикета, очень болезненно все восприняли, как ты могла так поступить, будут проблемы.
Я говорю: понимайте, как хотите. Может — политическая. А может, я курить пошла. Видите — курю? А что слезы текут — так это в форточку ветер сильно задувает. Не будет у вас проблем, неинтересно это никому. Саддама Хусейна в следующий раз на семинар обязательно пригласите, с ним тоже пообщаемся. Вы идите к своим китайцам.
Вот это, собссно, ответ на вопрос, почему погонов-то нет у меня, хоть все так круто планировалось. Садиться на площади — не обязательно. Разве только в юности. Но я хочу оставить за собой право просто встать и выйти из кабинета, когда я не могу там находиться. И жизнь моя поэтому такая, а не другая. Просто право уйти.
Вспоминается тут же семинар, на который я пришла с пробитой башкой и в камуфляжке, заляпанной своей и чужой кровью. Не, а когда я должна была успеть переодеться или постирать, если накануне было 4 октября 1993 года? Я — хорошая студентка, всегда посещала семинары прозы. А накануне мы были на войне.
Руслан Тимофеевич спросил: Аня, это все нормально, точно? Я сказала: да, Руслан Тимофеевич. Это — история нашей страны. Она вокруг происходит. Я вполне могу участвовать в семинаре, начнем?
И последнее воспоминание: защита диплома. Когда Руслан Тимофеевич меня полностью сдал (извините, я не могу это простить. Простите вы меня). Он тогда сказал любимой студентке, когда оппонент по личным неприязненным отношениям заявил, что диплом несостоятелен, — ну, так вышло, что ж теперь делать, защитишься в следующем году.
И тогда нашелся среди преподавателей человек, ему позвонили (кто помнит — как его звали?! Мне до слез стыдно, что не помню!) Он сказал, что не боится и готов выступить оппонентом. Ему поздним вечером привезли мою дипломную работу, и за ночь он написал положительный отзыв. Руслан Тимофеевич шарахнулся, увидев меня на защите. Видимо, планировал встретиться в следующем году. Чтоб чего не вышло.
А там открыли мою автобиографию и сказали: фууууууу... Ты что тут написала? Вот тут в разделе "хобби" ты написала "правозащитная деятельность". Ты понимаешь, как ты оскорбила десятки и миллионы настоящих правозащитников, лучших людей? Ты понимаешь, что это СВЯТО — правозащитная деятельность? Это не может быть хобби! Тебе стыдно быть должно сейчас!
Я стоЮ, обтекаю, думаю, что-то как-то странно... Бьют почему-то все время меня, стреляют — тоже в меня, в ОВД "Китай-город" с конспектами я отдыхаю, раненых под огнем таскаю я, а тут вот сидят дядечки в джемперах и тетечки в бриллиантах и рассказывают мне, что правозащита — это свято. И круто. И кого я как оскорбила. Ну ладно, говорю, мне стыдно, опять я, идиотка, все перепутала... Или нет. Давайте обсуждайте мою дипломную работу.
А что я перепутала? Хобби — это то, чем занимаешься в свободное от работы время, что доставляет тебе удовольствие. Вот я этим и занимаюсь теперь. Даже с учетом того, что на работу у меня уходит два дня в неделю, а все остальное — на тюрьму. Да и на работе я уже занимаюсь в основном только тюрьмой. Но это не работа. Мне за это не платят. А что я иногда смеюсь над собой — так я иначе не могу. СВЯТО... Не люблю я такие слова высокие. Вот честно — если мне надо пойти умереть за идею, то я пойду и умру. А что я по дороге буду и над собой, и над идеей, и над ситуацией от души смеяться, — так это мое дело. Ахахаха, вот прикол — Анечка пошла умирать за идею, вы не поверите! Я вообще не могу иначе. Всегда так жила.
Фарид, еще раз спасибо! И за добрые слова, и за то, что вообще вдруг вспомнились те времена. Хорошие они были, ни на что несмотря. С теплотой как-то вспоминаются.
А что мои поступки иногда выглядят странно — ну да. Иногда они именно так выглядят. Но сейчас, похоже, ведь это было правильно, если кто-то задумался и помнит до сих пор, через 20 лет... Наверное, так и надо?
! Орфография и стилистика автора сохранены
